mistake

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » mistake » тут играт » daguerreotype}


daguerreotype}

Сообщений 1 страница 5 из 5

1

- Известно ли вам,

- что эта технология безнадёжно устарела?

- Она, впрочем, французская.

- Этого от нас ожидают.

https://i.imgur.com/Ah2MIlP.png

- Глупо.

- Глупо.

- Причина в другом.

- Разум субъекта предпримет отчаянную попытку создать воспоминания там, где их нет.

- Понимаете?

- Понимаете?

Букер.

[nick]Р. Лютес[/nick][icon]https://i.imgur.com/PsuvNi0.png[/icon][status]я воспеваю человека современности[/status][drisnya]i heard what was said of the universe; heard it and heard it of several thousand years: it is middling well as far as it goes, — but is that all?[/drisnya]

+1

2

в квартире букера девитта очень, очень душно - о кондиционировании или хотя бы достойном сквозняке мечтать не приходится - и пиджаки оказываются на спинках стульев. букер, должно быть, возразил бы, что в нью-йорке вполне прохладно даже в середине июня, но, во-первых, он не знает (пока; ещё не; скоро - опять), как человеческий организм реагирует на резкие перепады температур (с облачной до земной), а, во-вторых, не может ничего возразить по сугубо приземлённой причине - обморочные не разговаривают.

у букера должна раскалываться голова. ещё - лопаться капилляры в носу даже когда он спит, если обмороки можно считать сном.

факты прискорбные, неудобные и хорошо известные. роберту - опытным путём; розалинде, к счастью - только умозрительным.

потому, когда над верхней губой (впадина над ней у частных детективов определённо слишком сурова и мужественна, чтобы называть её «подносовым желобком») тянется первая багровая капля, розалинде намного проще подумать:

«жаль, что капилляры лопаются беззвучно.»

потому что они - в слабо заполненной голове частного детектива - рвались бы со звуком воздушного шарика, нашедшего на острый угол, то есть - вполне забавно. отсутствие личного опыта, с другой стороны, не влияло на её эмоциональную вовлечённость, когда подобным образом страдал роберт; тогда они изъяли из госпиталя оборудование для переливания крови. для букера она бы пожалела антитела, даже если бы у неё нашлись лишние.

роберту не смешно и не важно, с кем это происходит. повезло, что он не читает мысли; если бы умел - посмотрел бы тем же взглядом (сложив за спиной руки, как ложно обвинённый и арестованный), из-за которого всю эту чепуху теперь и приходится разгребать.

ведь роберту действительно не всё равно. не сильно, скорее - всё равно меньше, чем розалинде, но этого - достаточно, чтобы прыгать по головам и разрывам.

- помоги мне его поднять.

- это необходимо?

- это - желательно.

она пожимает прямыми углами плечевого пояса и отставляет чашку (пьёт чай холодным); роберт подхватывает девитта подмышками неприспособленными к тасканию трупов (pardon - живых) руками, беспомощно тянет вверх, а когда с другой стороны присоединяется сестра - тянет чуть более результативно, но по-прежнему с трудом.

- что-то мне подсказывает, - когда букер на подкосившихся ногах едва удерживает хрупкое равновесие, розалинда пристально заглядывает ему в глаза; вернее - в глаз, вернее - в зрачок, оттягивая пальцами заплывшие спиртом веки. - что ещё один разрыв приведёт его в беспомощное состояние. надолго.

- нам это не подходит.

- абсолютно не подходит.

- придётся ждать?

он косится через её плечо; она вздыхает, и у открытого настежь окна мелко дрожит нестираная занавеска.

- придётся воспользоваться классическими транспортными средствами.

хххх

они - не мертвы и не живы, и у этого есть определённые плюсы, приводящие роберта в этический ступор. например, они могут прийти в тридцать четвёртый год и отнять у романтической пары бандитов деньги, которых хватит, чтобы запустить ещё одну колумбию размером с кливленд. могут - отнять их винтовки и ограбить банк собственноручно (то есть: под свою ответственность), а могут - отнять их винтовки и ими же им угрожать, чтобы отнять их деньги, и использовать полученный капитал где к о г д а угодно ещё.

если так случится, розалинда примет это за ещё одну страницу «короля лира», потому что розалинда не верит в ответственность, но он, в отличие от неё,  знает, что ответственность и последствия есть всегда. всегде.

этический ступор. он избегает категоричных слов; вроде «ужас» и «иррациональный».

обычно он использует ультиматумы, но розалинду укачивает в любых поездах (патология вестибулярного аппарата), а тема головокружений и тошноты порядком его утомила, потому, когда она настаивает на купе с крепко сбитыми красными диванами поближе к головному вагону, оказаться в котором лютесы могли бы только в лучшие годы существования лаборатории, роберт не перечит. ей это «сколько-то облегчит страдания», ему - позволит произвести на букера девитта положительное впечатление. конечно, они его не похищают, не берут в плен (это не озвучивается и остаётся за кадром сто двадцать третьей попытки), и вся эта дорога от нью-йорка до мэна в тесной компании - элемент выплаты по долгам, но роберт подозревает, что люди недолюбливают коллекторов, отнимающих их дочерей, и его это - почему-то - задевает.

даже если о дочерях они, видимо, уже не помнят.

- подозреваю, у вас есть вопросы.

они не давали ему подробностей.

- предупреждаю, что моя возможность ответить вам крайне ограничена. это значит, что я не обещаю ответов вообще.

розалинда строго гнёт брови и точно что-нибудь возразила бы, если бы не пыталась сглотнуть застрявший в горле вестибулярный ком.

да-да, он сам говорил ей, что они не должны вмешиваться. он не вмешивается. он изучает.

букер девитт - их сломанный мысленный эксперимент - на красном диване напротив.

- потому: отвечайте вы. как вы понимаете сами, пожалуйста, это - принципиально важно; куда и зачем мы направляемся?

до мэна ещё далеко.

[nick]Р. Лютес[/nick][icon]https://i.imgur.com/PsuvNi0.png[/icon][status]я воспеваю человека современности[/status][drisnya]i heard what was said of the universe; heard it and heard it of several thousand years: it is middling well as far as it goes, — but is that all?[/drisnya]

+1

3

была дверь и в дверь стучали и шумел за стеной чей-то пронзительный плач и голова раскалывалась от звука собственного имени от звука чужих слёз но больше всего от звука мыслей жужжащих грызущих колотящих как колёса сошедшие с рельсов пассажирского поезда

Сознание возвращается, хотя никуда и не думало уходить; но если ещё пару секунд назад Букер благополучно прогуливался по Бауэри (точнее, шёл, направлялся куда-то с вполне конкретной целью и вполне конкретной компанией), то теперь — сидит.

Ну.

Это можно считать положительным сдвигом, или вроде того.

По крайней мере станционный шум — мерное движение поездов пополам с разномастной болтовнёй — не даст ему снова впасть в это... странное, в общем, состояние. Сомнительное. Две пары глаз отрываются от двух своих чашек и обращают к нему два взгляда: один — деятельный, неравнодушный, отдающий чем-то вроде беспокойства; другой — открыто пренебрежительный, с каплей любопытства, выверенной до последнего миллиграмма. Букер успевает, кажется, попросить воды или «чего-нибудь ещё в таком духе». Букер успевает сказать: «Эта дорога меня малость измотала». Букер успевает подумать о том, что стоит перестать принимать виски в качестве снотворного.

Виски в качестве снотворного: полтора глотка, прежде чем уронить подбородок на руки. Последнее, что он задевает краем взгляда, это горлышко стеклянной бутылки на самом краю.

и было горлышко бутылки на краю этикетка намокла посерела от влаги на этикетке было название и пахло спиртом и деревом и головной болью и чем-то цитрусовым чем-то не отсюда чем чем чем

Резкий запах бьёт в нос; Букер морщит его против воли и отодвигает чашку в сторону, чуть-чуть не свернув её со стола. Над ухом хмыкают. Он — предпочитает проигнорировать, вытирая влажную переносицу рукавом рубашки.

Манжеты перепачканы в крови.

Крови много: свежей, сухой и даже приставшей намертво. Букер подумал бы, что ненароком свернул шею тому, второму из двух — с щегольским зачёсом и подвижными руками; но вот же он — сидит как ни в чём не бывало, обмениваясь репликами со своей, стало быть, сестрой. Букер не слышит, о чём они говорят. Букер чувствует, что и вправду мог бы свернуть шею второму из двух. Есть такое желание, а в желании есть, разумеется, повод. Причина есть.

и была причина были скачки были бутылки за которые не платил и были ставки которые делал вслепую и была девчонка было мало денег и много проблем но ещё больше долгов всегда были долги всегда был должен всегда

Поезд мягко пошатывает на повороте. Качка заставляет Букера сделать глубокий вдох.

Букер шарит красными ладонями по красной обивке, ищет слепыми руками что-то — револьвер, должно быть; что ещё он может искать. На висках выступает горячечный пот, и голову вскручивает винным штопором, и пара взглядов — четыре глаза — снова устремляются к нему, и Букер говорит:

— Я расплачýсь.

Револьвера нет.

Они, наверное, забрали их — и револьвер, и остатки самосознания. Подсыпали что-нибудь в чай; Букер слышал о том, что сейчас это снова вошло в моду — какие-то причудливые штуки, отравляющие рассудок. Не случайно ведь его весь день так штормит. Могли же?

Букер хочет посмотреть на них как следует, но не решает, с кого начать: взгляд сбегает от напряжённого прищура к сдавленному энтузиазму, склонённому чуть набок. И обратно. Если кто-то и подсыпал в его чай эту самую дрянь, то точно она. Он — хороший коп, готовый к сотрудничеству; приятен, приличен, прилизан, всегда к вашим услугам.

Во время работы на Пинкертонов у Букера от таких — зубы сводило.

Сейчас сводит желудок и (немного) виски.

— Не знаю я, куда, — признаётся он, медленно свыкаясь с отсутствием револьвера. Слишком легко и пусто в ладонях, некуда деть руки; приходится неловко сложить их на коленях. — Не знаю, куда, но предполагаю, зачем. Честное слово, живым я вам куда полезнее, чем мёртвым. С мёртвого вы ничего не возьмёте — у меня ровным счётом ни черта нет и в ближайшее время, вроде, не предвидится.

Он прокручивает в голове теоретический сценарий: какая-нибудь тихая заводь, тиканье карманных часов, щелчок за спиной и долгожданный выстрел в затылок. Эти двое (честное слово, что за дешёвый маскарад, кто вообще мог прислать за ним рыжих, блядь, близнецов?) могут закончить то, что сам Букер никак не решался начать. Но, видно, склонность к дурным привычкам так просто не выведешь. Привычка к бутылке перед сном, привычка к сигарете с утра пораньше, привычка к жизни в оставшееся время — всё одна и та же дрянь.

Букер начинает предлагать альтернативы раньше, чем успевает задуматься.

— Я частный детектив, — говорит он — и знает, что не поверил бы сам себе, даже будучи вусмерть пьяным, — бывший военный. Седьмой кавалерийский полк — слышали про такой? Могу стрелять, если вам нужны лишние руки. Много чего могу. Я всё выплачу, было бы время; так что не спешите с выводами, ага? И... где тут уборная, не подскажете?

Букер чешет самое щетинистое из пятен на подбородке и изо всех сил старается выглядеть — одновременно — страшно безобидно и чрезмерно профессионально. Получается паршиво.

И цитрусом откуда-то всё ещё несёт.[nick]Букер ДеВитт[/nick][status]вы кто такие я вас не звал[/status][icon]https://i.imgur.com/mbEakFP.png[/icon][drisnya]Row, row, row your boat, gently down the stream. Merrily, merrily, merrily, merrily — life is but a dream.[/drisnya]

+1

4

розалинда перекатывает губы вправо - к усмешке, ухмылке; с трудом. потому что шутка перестаёт быть смешной уже к третьему использованию (многоразовый юмор существует только при тесных связях), а к сто двадцать третьему будит в человеке самые тёмные чувства. букер, конечно, нисколько не шутит, ища голыми руками что угодно стреляющее (всё равно - мимо), не шутит, смотря на них забитой нью-йоркской крысой и всерьёз опасаясь, что они

- цирковые рыжие близнецы, прекрасно; хорошо, что не узкоглазые, —

купили ему билет в первый класс, чтобы вывезти к какому-нибудь бережку гудзона и пристрелить.

но букер девитт сам - шутка. и - каким-то совершенно необыкновенным образом - всё ещё воняет виски, и это добавляет кому в горле пару граммов веса.

- вы правы, мистер девитт, стрелять вы умеете, и это пригодится. воздержитесь от уборной. всему своё время.

поезд жутко шатает на повороте; поезд сделан - сконструирован, построен - из рук вон плохо и гремит хуже любых колумбийских салютов на четвёртое июля. их они тоже услышат, но - потом.

- держите. утритесь.

рука благотворительно передаёт мистеру-частному-детективу платок, потому что в этой сцене слишком много красного и металлического.

- он действительно не помнит, - роберт потирает у виска; втирается пальцами, если бы мог - до дыр; закидывает ногу на ногу, задевает коленом  стол и замечает пятно горчицы на штанине. сувенир от тележки с хот-догами на центральном вокзале.

- ожидаемо; к этому прыжку его когнитивные системы уже должны были бы...

- сойти с катушек?

- мда.

- это только подтверждает мою теорию.

роберт вкладывает в свою теорию слишком много труда и веры, на них - зиждется колумбия, и розалинда, будь она на его месте, направила силы бы в радикально иное русло.

- пройдёмся?

он переходит к следующему этапу исследования. они мало обсуждали план - роберт сказал, что в этом нет никакой необходимости, и розалинда пожала плечами. её положение - несамостоятельное и ведомое, чем-то напоминающее положение девитта; на секунду ей стало его жаль.

- вставайте, - она сдвигает кружки к центру стола (от греха - подальше), цепляет каблуками ковёр и тянется к ручке двери. если букер решит, что они задумали сопроводить его к справлению нужды, и если он сделает какое-нибудь идиотское замечание по этому поводу, розалинда попробует убедить брата перейти к сто двадцать четвёртой версии. 

роберт помогает открыть дверь и предлагает локоть. это слегка возвращает физическое равновесие.

больше - душевное.

хххх

- садитесь.

так себя чувствуют итальянские марионеточники, муштрующие подвешенные шарниры и щёлкающие деревянные челюсти; роберту не терпится до того, что он мог бы сам толкнуть девитта на табурет и расставить конечности в нужном порядке (челюсть - на двадцать градусов влево), но роберт заламывает руки за спину и хрустит костяшками по одной.

у него есть фотоаппарат с объективом конструкции шевалье, считающийся уже раритетом, есть - собственный дагеротип, сошедший с амальгамовой пластинки и отчего-то сменивший хромосому, стоящий за спиной букера для композиции, а главное - почти инстинктивное предчувствие правоты. такое было у роберта, когда он поставил сестре ультиматум; такое он старался прощупать, когда держал завёрнутую в грязную простыню анну.

он выяснил заранее, что на этом маршруте, на этом поезде в вагоне номер четыре (ресторанном) окажутся фотограф и шумная бруклинская компания из четырёх человек, уже распившая достаточно шампанского, чтобы любезно одолжить дружелюбному человеку в бежевом пиджаке редкий аппарат. как он сказал:

- буквально для одной фотографии. благодарю.

он не соврал. больше одной не нужно; стоило бы, пожалуй, объяснить им вероятность возникновения пожара в столь узком пространстве при использовании конструкции шевалье, но кто он, чтобы поучать опытного фотографа? так, любитель.

- букер, расслабьтесь.

- от этого зависят наши дальнейшие действия, - розалинда наклоняется к уху девитта; технически - повыше, но так, чтобы он услышал её за пьяным гулом из-за стола сзади. к счастью, больше в вагоне никого нет; они, втроём (вчетвером, если считать фотоаппарат) - в самом центре, в проходе. будет чертовски неудобно, если кто-нибудь ещё решит заскочить на ужин.

- замрите, - рыжий зачёс ныряет под чёрную драпировку, и сухие жилистые руки хватаются за коробку.

- изобразите семью. не очень счастливую, - говорит роберт.

розалинда кладёт руку букеру на плечо.

вспышка.

так кусает комар, а розалинда тут же отнимает ладонь.

светонепроницаемую кассету сумбурно вытаскивают из черноты и опускают в ящичек с ртутью, держат пару минут, отстукивают нервно ботинком, а потом

потом роберт приносит фотографию, на которой нет розалинды, но есть другая, смутно знакомая женщина, от которой слабеют пальцы и пахнет новым законом о расторжении брака,
а ещё - девочка с тёмными волосами и бантом, который точно был бы синим, умей ртуть проявлять цвет,
девочка - на коленях
букера.

[nick]Р. Лютес[/nick][icon]https://i.imgur.com/PsuvNi0.png[/icon][status]maybe you're starting to forget[/status][drisnya]i heard what was said of the universe; heard it and heard it of several thousand years: it is middling well as far as it goes, — but is that all?[/drisnya]

+1

5

Даже посрать не пускают. Прекрасно. Если это не похищение, то, видимо, что-то посерьёзнее, и Букеру — правда — не хочется знать, что. Букеру хочется выпить, домой и проспать ближайшую неделю, не вспоминая о горстке лотерейных билетов на краю стола. Теперь они годятся только на то чтобы вытирать стол от липкого спирта.

Но всё это там, за несколько километров. А здесь — тесное купе, из которого его выпроваживают, не дав толком прийти в себя. Что, в уборную нынче можно только в сопровождении? Букер думает о том, чтобы сделать какое-нибудь дурацкое замечание по этому поводу, но чужой взгляд — тот, который с прищуром, — красноречиво просит (требует) воздержаться. Букер воздерживается, потому что это — вежливо. Ещё один кредит на его счёт; они же, наверное, считают?

Лучше бы, блядь, они считали.

хххх

Букер ожидает чего угодно. Ожидает, что его вышвырнут из поезда на полной скорости, что ему выстрелят в затылок прямо здесь, в каком-нибудь отдалённом и относительно тихом углу, что его высадят на ближайшей обстановке и — в настоятельном тоне — посоветуют никогда больше не возвращаться в Нью-Йорк. Букер много чего может себе представить, но блядский фотоаппарат посреди чьей-то пирушки не выглядит как угроза его жизни. Наверное. Не то чтобы Букер часто фотографировался — или вообще понимал, как устроена эта штука изнутри.

«Расслабьтесь», — говорит ему тот, первый, пока Букер мнётся на табурете и думает: это всё не имеет никакого смысла. На кой хрен им понадобилась фотография? Разве что для опознания — потом, попозже, когда будет, что опознавать.

Изобразить семью. Чего? Рука на плече, вспышка, рябь в глазах и залп пьяного смеха за спиной — Букер максимально близок к тому, чтобы спросить у ребят, можно ли к ним присоединиться. Это он, конечно, про грязных и сытых ребят. Не про чистых и чопорных, выглядящих так, будто вот-вот предложат сигару или нож с доставкой под рёбра.

Ебучие ротшильды в своих ебучих пиджаках.

— Слушайте, я не совсем понимаю, что здесь происходит.

Приходится повысить голос, чтобы рёв за спиной не заглушал проникновенную речь.

— Не совсем понимаю, — повторяет Букер с нажимом, поднимаясь с табурета. — Если это какая-то извращенская вечеринка или ещё что, вы меня с кем-то путаете. Я, знаете, семейный человек. А если вы за долгами... Ну, давайте разберёмся побыстрее, хорошо?

Побыстрее. Да. Букер проводит языком по высохшему нёбу и понимает: побыстрее — это было бы просто прекрасно. В его дыре слишком низкие потолки, чтобы правильно затянуть узел; помощь бы не помешала. Ну?

Но этим, кажется, плевать. Эти напряжённо вглядываются в своё фотографическое никуда: первый — в ожидании, вторая — тоже, но с плохо скрываемой скукой, запёкшейся в углах верхних век. Когда они достают фотографию, Букер вздыхает раздражённо и глухо — совсем не так, как следует вести себя в присутствии наёмных чистильщиков, или кем там они приходятся современному преступному миру. Фотографию протягивают ему. Ну конечно. Естественно.

Букер вздыхает ещё раз и опускает взг

ляд у неё всегда почти разочарованный но не совсем не совсем спичечный огонёк сжигает фотографию дотла кожа рук оказывается влажной и солёной потому что всего этого больше нет потому что она

— Мертва, — говорит Букер.

Откуда, блядь, у двух ряженых рыжих клоунов фотография этой женщины (эта женщина — кто?) и как они, блядь, проявили её на куске бумаги. Букер делает вдох, чтобы задать свои вопросы вслух, но забывает сделать

выдох вдох выдох вот так всё хорошо солнышко всё будет в порядке папа рядом у папы дрожащие пальцы и пятно от виски на воротнике папа бесполезен папа проиграл кое-что из маминых вещей кое-что что она хотела отдать тебе когда ты подрастёшь кое-чем был

синий бант.

То есть, конечно, серый. Чёрно-белый, невнятного цвета бант.

Букер чувствует, как закипает в голове кровь, но принимает её за ярость, потому что — действительно злится. Когда перед глазами мелькает заинтересованное веснушчатое лицо, он рывком сгребает пальцами чужое запястье и размыкает челюсти, чтобы что-то сказать. Детективное агентство Пинкертона. Вы обвиняетесь в похищении... В похищении?

Что-то капает на рубашку и под ноги; но Букер не смотрит — Букер рычит:

— Ты объяснишь мне, что здесь происходит, прямо сейчас, пока я не

не убивал её я не убивал её конечно не убивал но теперь она мертва и чья же это вина если не моя чья почему ты не отвечаешь

Пока ты не — что?

пока не открою дверь не увижу там человека человек улыбается и делает предложение от которого нельзя отказаться но я разумеется откажусь

Кап.

пока не закрою дверь

Кап.

пока не открою дверь снова на этот раз с сомнением но это всё равно это ничего не значит

Кап.

пока не открою дверь снова и снова и снова и снова

Кап.

пока детский плач не вытечет за дверь под взмах рукой с апельсиновым подтоном у подушечек и кутикул

К этому моменту он, должно быть, теряет достаточно крови — достаточно, чтобы промазать мимо чужой челюсти, припасть грудью к фотоаппарату конструкции Шевалье, рухнуть на пол вместе с фотоаппаратом конструкции Шевалье и кое-что сказать. Не «извините, пожалуйста», не «верни мою дочь, иначе я сверну тебе шею», даже не «блядь». Букер говорит:

— Анна.

Но за грохотом и криками этого, конечно, никто не слышит.
[nick]Букер ДеВитт[/nick][status]вы кто такие я вас не звал[/status][icon]https://i.imgur.com/mbEakFP.png[/icon][drisnya]Row, row, row your boat, gently down the stream. Merrily, merrily, merrily, merrily — life is but a dream.[/drisnya]

+1


Вы здесь » mistake » тут играт » daguerreotype}


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно